Нет ничего приятнее, чем рассматривать и изучать картины Иеронима Босха перед сном. Наполненные многочисленными символами, смысл которых уже преимущественно утерян, произведения художника хорошо читались его современниками, и делают его самым загадочным художником в наши дни.

Впоследствии, когда сюрреалисты объявили о главенстве подсознания в искусстве, сюжеты Босха, наполненные фантасмагорическими существами, по новому предстали перед современной публикой.

У Босха всегда было много копиистов и подражателей. Сегодня мы представляем работу одного из них. Достаточно точная копия картины "Фокусник", приписываемой Иерониму Босху. Бросается в глаза существенное отличие в копии от оригинала - босховский шарлатан-наперсточник стал одет в облачение православного священника с шапкой-камилавкой на голове. "Времена меняются, а игры все те же" - как бы говорит этим художник. Монашка на картине голландца изображена с лицом Путина. Его образ часто встречается в живописи того времени. Создается впечатление, что половина Голландии состояла из двойников и двойниц российского президента. Это говорит о тяжелой жизни народа в те далекие времена. Пока путиноликая монашка строго смотрит за фокусником-попом, за ее спиной какой-то неприятный очкарик обворовывает женщину с лягушкой во рту, видимо француженку. Впрочем, есть мнение, что лягушка, выпрыгивающая изо рта, фигурирует как символ глупости и доверчивости.

В общем, сюжет остался по-прежнему жизнен, хоть персонажи претерпели некоторое изменение. И в наш просвещенный век осталось место примитивному шарлатанству.

Лукас Кранах Старший изобразил богоматерь в виде красивой земной женщины, одетой по последней саксонской моде 20-х годов шестнадцатого века. Младенец на ее руках, подобно мятежному Адаму, сорвал яблочный плод сорта "Семеренко", чтобы вкусить его, дерзко глядя на благодарного зрителя. В другой руке он держит вкусный пирожок.

Семилетнему современному художнику библейский сюжет явно показался скучноватым и замыленным. В результате Мадонна предстала пред нами в виде озорной девочки с плюшевым богомедвежонком, а яблонька обратилась в развеселую кучу воздушных шариков. Хотя, некоторые известные искусствоведы сходятся на мысли, что это не шарики, а кедровая ель, покрытая богатым урожаем шишек, поскольку юный живописец родом из Сибири. Одна шишка заслуженно досталась медвежонку, в качестве символа сибирского плодородия.

Ну вот видите, не только про страх, крик и ужас Эдуард Мунк рисовал. Вот добрая житейская картина о любви простой рыжей девочки к очень милой белой крысе. Крыса, конечно, до противного большая - килограмм на пять тянет, но это ведь Мунк - не мог он не излить свои фобии к крупным грызунам на картон.

Художнику Мише девочка явно понравилась. В своей копии произведения, рисующий мальчик намеренно уменьшил возраст и рост модели, чтобы усугубить мунковскую идею о страшном гипертрофированном животном в детских нежных ручонках. Теперь рыжевласое дитя может трогательно ходить под стол пешком, если она, конечно, сможет ходить на таких коротеньких ножках и с такой тяжестью в ладонях. Но милашка улыбается и чувствует себя вполне счастливо, что наполняет картину позитивом и хорошим настроением.

И у Киргизии была дочь. Аимжамал Огобаева, изображенная художником Чуйковым, стала символом обновленной социалистической республики. Эта сосредоточенная девочка с картины "Дочь советской Киргизии" многим знакома и по обложке школьного учебника по литературе, и по изображению на советских марках, и по репродукциям в альбомах о советском искусстве.

В новой копии картины, сделанной твердой детской рукой, изображен современный этап в жизни горной республики. Образ киргизки стал еще более обобщенным. Девочка в знак пронзительного протеста положила себе на голову кусок сырого мяса и огромным кулаком пробила насквозь ненавистный советский учебник со своим же изображением, освобождаясь от коммунистических оков диктатуры пролетариата. Словно "восставшая дщерь Сиона", революционерка теперь смотрит прямо в глаза зрителю с почти немым вопросом: "Кто следующий?"

В современной картине появилась сложная драматургия, сменившая недалекую советскую идею воспевания явлений счастья. Во главу угла встала великая парадигма борьбы кыргызского этноса с непонятно Чем, но во имя Чего-то.